КЛАРА ЦЕТКИН - Объединение Коммунистов ВПЕРЁД!

Кла́ра Це́ткин (нем. Clara Zetkin, урождённая Айснер (нем.Eißner) родилась 5 июля 1857 Ведерау, Саксония.

Цеткин была избрана в немецкий рейхстаг, она оказалась старейшим членом рейхстага и как старейший член рейхстага она должна была открыть его. Никто не думал, что она будет в состоянии это сделать. Она жила в доме отдыха под Москвой, с трудом могла приподняться с постели, силы её ушли, она каждую минуту задыхалась. Но когда Германская коммунистическая партия написала, что был бы желателен её приезд, она ни минуты не колебалась: собрала последние силы и поехала в Германию, запасшись камфорой и другими средствами поддержания жизни. Она знала, какая опасность ей грозит, опасность быть схваченной и даже убитой фашистами. Это её не остановило. Собрав все свои последние силы, она открыла рейхстаг блестящей речью убеждённой коммунистки. Через голову рейхстага она обращалась к трудящимся массам Германии, говорила им о России, о необходимости борьбы, о социалистической революции. Свою речь Цеткина заключила словами: «Выполняя обязанность старейшего члена рейхстага, я открываю его и выражаю надежду, что мне придётся ещё, несмотря на мою теперешнюю инвалидность, открыть, как старейшему его члену, первый съезд советов Советской Германии!» Вернувшись в Россию, Цеткина почувствовала резкий упадок сил, но не бросила работы. Больная, умирающая, она диктовала брошюру «Заветы Ленина женщинам всего мира». Брошюра кончается словами: «Великая цель светит миру. Исторический момент требует самой решительной борьбы. Он властно диктует пролетаркам, трудящимся женщинам: смотрите, осознавайте, действуйте, боритесь, боритесь! Великий момент не допускает узости женской ограниченности. Вширь, вперёд, миллионы безвестных, безымянных борцов! Вы призваны победить. Вы должны встать в ряды международных выполнителей заветов Ленина, продолжателей его бессмертного учения и дела. Будьте достойными продолжателями дела Ленина, достойными его учениками».

Я была у Цеткиной 12 мая и рассказывала ей о съезде колхозников и колхозниц. После этого она написала письмо к колхозницам Красной Пахры, в котором она писала о важности колхозного строительства и о том, что речь товарища Сталина на съезде колхозников о женщине в колхозах должна их воодушевлять и служить руководством к действию.

Владимир Ильич очень любил и ценил Цеткину как страстную революционерку, как марксистку, хорошо, глубоко понимающую учение Маркса, как борца с оппортунизмом II Интернационала, и он очень любил говорить с ней «по душам» на те темы, которые его очень занимали, поговорить в тех разрезах, в каких он официально не выступал. Он говорил с Цеткинои об искусстве, о культурном строительстве, о международном женском движении, о германском движении и пр. Ему интересно было говорить с ней по этим вопросам, потому что он знал — она много думала над этими вопросами, широко их ставила, и ей будет понятно то, о чём он говорит.

Н. Крупская, 10 августа 1933 г.

ИСКУСТВО И ПРОЛЕТАРИАТ

…

Лишь тогда, когда труд сбросит ярмо капитализма и тем самым будут ликвидированы классовые противоречия в обществе, лишь тогда мечта о свободе искусства обретет реальность и гений художника сумеет свободно совершать свой полет ввысь. Это давно понял и возвестил миру избранник искусства Рихард Вагнер. Его статья «Искусство и революция» до сих пор остается классическим выражением этой мысли. В статье сказано: «Подымемся из рабских низин ремесленничества, где господствует серый меркантильный дух, на высоту свободного артистического человечества, где царит сияющая душа мира; из подавленных работой поденщиков индустрии мы должны стать прекрасными, сильными людьми, которым принадлежит весь мир как источник высшего художественного наслаждения». Вагнер ясно указывает на корень, из которого вырастает «бедствие ремесленничества». Это «поденщина на службе индустрии». Послушаем Вагнера дальше: «Пока весь народ, все люди не могут быть одинаково свободными и счастливыми, они все одинаково обречены на горе и рабство». Недвусмысленно ответил композитор и на вопрос, как может быть преодолено всеобщее рабство и как может расцвести свободное артистическое человечество. Он говорит: «Цель исторического развития — сильный, прекрасный человек: революция должна дать ему силу, искусство — красоту».

Из этого высказывания, между прочим, следует, что прекрасный и сильный человек, о котором мечтал Вагнер, — это не пресловутый сверхчеловек индивидуализма, не «белокурая бестия», а гармонически развитая личность, чувствующая себя неотделимой от целого, слитой с ним. Революция — это дело масс, и самое высокое искусство всегда будет выражением их духовной жизни.

Мы знаем, что социальная революция, которая освободит труд и искусство, должна быть делом вступившего в борьбу пролетариата. Но борющийся пролетариат дает искусству не только надежду на будущее. Его борьба, пробивающая брешь за брешью в крепости буржуазного строя, прокладывает новые пути искусству, обновляет его, обогащает его новым идейным содержанием. Предвосхищая грядущую жизнь человечества, пролетариат выходит за пределы духовной жизни буржуазного общества и открывает тем самым искусству новые возможности для развития.

Содержание классовой борьбы пролетариата ни в коем случае не исчерпывается экономическими и политическими требованиями. Пролетариат является носителем нового, завершенного в своей целостности, единого мировоззрения. Построенное на достижениях естественных и общественных наук, связанных с именами Дарвина и Маркса, философски обобщенное, оно стало мировоззрением социализма. Оно развивается и зреет в бурях и пламени классовых битв современности. Оно растет по мере того, как капитализм, преобразуя экономику, все сильнее толкает общество навстречу коммунистическому строю свободно трудящихся людей, по мере того, как изменяются социальные установления и революционизируются чувства, мысли, желания человека.

Самые коренные изменения, естественно, должны произойти в душе и сознании пролетариата — класса, самими условиями жизни поставленного в непримиримую, постоянную оппозицию к существующему экономическому базису и его идеологической надстройке.

Пролетарская мысль, в отличие от буржуазной, не отступает в страхе назад, когда доходит до пределов буржуазного общества. Наоборот, рабочий класс стремится выйти за эти пределы. Он знает, что должен разрушить стоящие перед ним преграды. В этом причина смелости и непредубежденности, с которыми он принимает результаты и выводы всех исследований.

Чем сознательнее и напряженнее становится его борьба против капиталистического строя, тем острее проявляется противоположность между его духовной жизнью и духовным миром буржуазии. Его классовая борьба порождает новые духовные и нравственные идеалы; у порабощенных расцветает собственная культура. Пробуждение новой полнокровной жизни вызывает стремление наслаждаться искусством и создавать его. В своем художественном творчестве пролетариат чувствует потребность выразить стоящую перед ним как классом высшую историческую задачу.

Пролетариат жаждет произведений искусства, вдохновленных социалистическим мировоззрением. И поэтому он борется с современным буржуазным искусством, в котором нет здоровья и жизнерадостности, нет молодости класса, сражающегося за свободу и сознающего себя защитником высших идеалов человечества.

Современное буржуазное искусство — это искусство господствующего класса, историческое развитие которого идет уже по нисходящей линии, класса, который чувствует, как вулканические силы истории колеблют почву его власти.

Сумерки богов — вот настроение, породившее это искусство. Натурализм, стремившийся вернуть его к вечным истокам, к природе и создавший благодаря этому много ценного в области социальной критики, выродился теперь в плоское, пустое копирование действительности. Он передает факты, не раскрывая их связи и смысла, он передает действительность без идеи.

С другой стороны, современный идеализм ищет свое духовное содержание в мелкобуржуазных идеях «областнического искусства», а там, где горизонты его шире, он отстраняется от социальных вопросов и современности. Его влечет или прошлое, или потусторонний мир, он впадает в религиозный, часто ханжеский неомистицизм, в неоромантизм — короче, передает идеи без действительности. Да и как может буржуазное искусство достичь синтеза идеи и действительности? Они отделены друг от друга в мире исторического бытия буржуазных классов. Поэтому так пессимистичны взгляды и настроения этого класса. Грубый плоский материализм одних, мистика и бегство от жизни других — таково знамение эпохи и ее искусства.

Может ли искусство подобного содержания удовлетворить пролетариат? В силу своей исторической роли он полон оптимизма. Законы, управляющие экономикой, дают ему радостную надежду на приближение новой эпохи, на то, что пробьет час свободы. Горячей верой в свободу проникнута вся его духовная жизнь. Такой синтез идей и действительности может быть достигнут в наше время только в идеологии масс, поставивших перед собой высшие цели. Идея: социализм — самый возвышенный идеал свободы, который когда-либо вдохновлял человечество. Действительность: класс со стальной волей и зрелой мыслью, готовый к величайшему подвигу, который когда-либо знала история, — изменить мир, вместо того чтобы его объяснять, как говорил Маркс.

Именно поэтому растет у пролетариата страстная потребность в искусстве, содержание которого явилось бы плотью от плоти социализма. Итак, «тенденциозное искусство», возразят нам, может быть, даже «политическое искусство». «Политическая песня — дрянная песня!» Пролетариату нечего бояться этой болтовни. В конце концов, она меньше всего порождена желанием воспитать в порабощенных массах способность наслаждаться искусством. Напротив, она проистекает из стремления сохранить над массами духовную власть, удержать их в кругу буржуазных идей.

Где терпит банкротство религия, должно помогать искусство. Поэтому во имя искусства проклинается не «тенденция» вообще, а только тенденция, которая противоречит «тенденции» господствующих классов. Впрочем, достаточно обратиться к истории, чтобы опровергнуть приговор, объявляющий «тенденцию» в искусстве вне закона. Могучие, величественные творения всех времен страстно тенденциозны. Разве тенденция чем-нибудь отлична от идеи? Искусство, лишенное идеи, становится искусственным и формалистичным. Не идея позорит художественное произведение, не тенденция оскверняет его. Наоборот, они должны и могут создавать и повышать художественную ценность произведения.

Тенденциозность губит искусство только тогда, когда она грубо навязана извне, когда она выражена художественно неполноценными средствами. Там, где изобразительные средства художественно совершенны, где идея проступает из самой глубины произведения, она становится творческой и создает бессмертное. Поэтому пролетариат не только может, но и должен идти своим собственным путем, выводя современное искусство из состояния упадка и обогащая его новым, более высоким содержанием. Ему незачем подражать каждому крику моды буржуазного искусства.

Время дает все больше доказательств, что рабочий класс хочет не только наслаждаться искусством, но и создавать его. Это подтверждается прежде всего появлением пролетарских певцов и поэтов. Буржуазные поклонники и ценители искусства приходят в экстаз от примитивной художественной продукции седой древности и диких народов. Они видят в ней откровение, высшую гениальность. Но для того, что создано пролетарской, часто неопытной рукой, что создано взволнованным сердцем рабочего, — для этого они находят только насмешку или оскорбительную жалость. У этих поклонников «примитива» отсутствуют органы для верного восприятия и оценки того «примитивного» искусства, творения которого являются симптомами грядущего всемирного переворота и последующей за ним эпохи нового Ренессанса.

Разумеется, в искусстве, так же как и в социальном мире, Ренессанс не может возникнуть из ничего. Его корни — в прошлом, он связан с тем, что уже существует. И все же искусство класса, подымающегося к свету культуры, не может иметь своим исходным пунктом и рассматривать как идеал то искусство, которое создано разлагающимся классом, уже сыгравшим свою историческую роль. Это подтверждает история искусств. Каждый восходящий класс ищет для себя образцы в высших художественных достижениях предшествующего развития. Ренессанс подражал искусству Греции и Рима, немецкое классическое искусство подражало античности и Ренессансу.

Несмотря на то, что современные течения в искусстве обогатили классическое наследие новыми художественными мотивами и формами их выражения, искусство будущего обратится в поисках нормы к буржуазной классике, минуя современность.

Разве не одаряет нас истиной жизни и богатством поэзии «Пасхальная прогулка» Гёте, в которой жажда вырваться за пределы феодального общества нашла художественно совершенное выражение? Или восторженный призыв Шиллера ко всемирному братству: «Обнимитесь, миллионы, слейтесь в радости одной!» Или бурное ликование освобожденного человечества в Девятой симфонии Бетховена, прорывающееся в величественном хоре: «Радость, пламя неземное!»

Фридриху Энгельсу принадлежат гордые слова, что немецкий рабочий класс является наследником классической философии. В этом смысле немецкий пролетариат будет и наследником классического искусства своей страны. Но ему предстоит пройти еще долгий путь, прежде чем он станет достойным своей исторической миссии.

Поясним это примером: помещения, в которых проходит значительная часть общественной жизни пролетариата, которые служат целям его организации, в которых происходят его собрания и которые должны стать его родным домом, отнюдь не стали художественным воплощением его социалистического мировоззрения. Наши народные дома, профсоюзные и общественные здания по своему стилю — если понимать стиль как внешнюю форму внутренней сути — ничем не отличаются от каких-нибудь административных зданий буржуазии.

Внутреннее отношение художественной формы к жизненному содержанию, которое в ней пульсирует, несомненно, не может быть выражено тем, что то или иное помещение украшается безжизненной аллегорической фигурой свободы или чем-нибудь вроде этого. Коротко говоря, духовная жизнь рабочего класса до сих пор не получила еще ни малейшего выражения в архитектурных формах. Правда, пролетариат еще сам не осознал и не почувствовал противоречия, разлада между этими формами и своей собственной внутренней жизнью настолько ясно, чтобы его художественные потребности начали оказывать определенное влияние на архитектуру. Несомненно, архитектура — высший и самый трудный, но зато и самый социальный из всех видов искусства. Она наиболее полно выражает общественную жизнь. Достаточно вспомнить готические соборы, в которых нашел свое художественное воплощение эстетический идеал разделенного на цеха населения феодального города.

Вернемся, однако, к нашей теме. Именно потому, что далек путь, который пролетариат должен пройти, чтобы стать достойным наследником классического искусства, именно потому, что влияние разлагающегося буржуазного общества делает этот путь особенно трудным, необходимо эстетически вооружить пролетариат для этой исторической миссии. Разумеется, и речи быть не может о рабском подражании буржуазному искусству и слепом преклонении перед ним. Дело идет о пробуждении и воспитании художественного вкуса и эстетического сознания, прочным фундаментом которых было бы социалистическое мировоззрение, могучая идеология борющегося пролетариата, а в один прекрасный день — и всего освобожденного человечества.

В тюрьме буржуазного строя такой художественный вкус и такое эстетическое сознание вряд ли смогут найти свое зрелое творческое воплощение. Как мне кажется, страстно ожидаемый Ренессанс возможен лишь на острове блаженных — в социалистическом обществе. Искусству принесет свободу только молот революции, который сокрушит тюрьму капитализма.

Уже у Аристотеля можно найти известную мысль о том, что рабство стало бы ненужным как основа лучшей жизни свободных людей, если бы ткацкий челнок и мельничный жернов двигались сами. Сегодня это предварительное условие выполнено. Машинный век создал послушных рабов из железа и стали. Добьемся же, чтобы эти рабы, умножающие сегодня богатства и культуру меньшинства, перешли из частных рук в собственность всего общества. Когда богатство и культура станут его достоянием, тогда и искусство будет не привилегией меньшинства, а достоянием масс. Тогда нельзя будет оскорблять его, превращая то в средство для возбуждения чувств любителей грубых наслаждений, то в забаву для скучающих бездельников, то в наркотик для слабых духом, ищущих забвение от жизни. Тогда оно станет высшим выражением творческого стремления народа, щедрым родником чистой радости и высоких чувств, могучей воспитательной силой, облагораживающей каждого человека и все общество.

Это не значит, что все станут творцами художественных произведений, но это значит, что массы смогут ценить искусство и наслаждаться им.

Народ, который добьется свободного труда, будет обладать свободным искусством. Он не оскудеет великими творческими личностями, способными индивидуально и поэтично постигнуть и выразить мысли, чувства и волю всего общества. Источник величия всякого искусства — в духовном величии народа.

Опубликовано в книге: . О литературе и искусстве. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1958. Перевод с немецкого М.М. Кораллова. Комментарии Александра Тарасова и Романа Водченко.